…и вот что странно: во сне они все всегда живы, физиология прёт изо всех щелей, но у каждого случается то, чего никогда не было до смерти. Николай Васильевич оказывается страшный блядун с повадками майского жука: затащит в кусты, трахнет, улетит, роняя капли с блестящего брюшка. Кролик E-boon служит профессором в православном университете, преподаёт физику: вот, молодые люди, как всё хитро устроено на самом деле – Земля плавает на трёх черепахах женского пола, а про китов придумал Лев Толстой. Лиса Чикатило пахнет слюнявым волком-самцом, о чём кошка догадывалась, а кролик не успел, впрочем, все студентки физического факультета ходили под конец семестра на сносях и каждая претендовала на вакантное место молодой профессорской жены, не зная, что максимум, что ей светит – это статус кроличьей весёлой вдовы. В эту красивую схему не вписывался только енот – по той причине, что он никогда не снился, ему сложно было появляться в двух местах одновременно. Кажется, однажды онвсё же мелькнул на границе сна, поманил за собой, засмеялся как-то нехорошо и приказал звонить будильнику.
В ночь на 14 сентября кошке привиделась Алёна Ивановна.
Алёна Ивановна была коломенская ведьма; вообще в Коломне ведьмы не редкость, они водятся в каждой коммуналке и ведут себя скромно, разве что плюют в унитаз, мочатся в кипящий на плите суп да брызгают на припозднившихся пьяных мужей женским парфюмом La Pute Vieille, всё для укрепления семейных уз, милые бранятся – только тешатся. Коломенские ведьмы, конечно, не так больны эстетикой, как литовские, но их простые нравы умиляют как старых почвенников, так и новых фашистов.
Алёна Ивановна появилась под утро и совершенно по-енотовски поманила кошку на улицу. В парадной пахло мочой и гнилью, а во дворе почему-то тмином.
– Зря ты ездила к Ивану Шихуану, он никчёмный специалист. Осторожно, не наступи в навозную кучу.
– Навозную? – Удивилась кошка.
– Конечно. Здесь недавно проехала конная полиция. Я всех утопила в Жёлтой реке.
– И коней? Это как-то неправильно.
– Всё тебе не нравится, милочка. Хотя ты права, в Жёлтой реке я никого не топила. Для этого вполне сгодился канал Грибоедова.
– А что Шихуан? – Пыталась выправить кошка кривое русло разговора.
– А ничего Шихуан. Что он показал тебе, кроме бледной тощей тени и горстки костей? Ты уверена, что это кости енота?
– Нет.
– И я, милочка, нет. Енот любит говорить про смерть, но цепляется за жизнь всеми когтями. И другими органами, – улыбнулась Алёна Ивановна. – Смотри, тут ступени, давай спустимся к воде.
– Ниже уже некуда, – мрачно прошептала кошка.
– Голубушка моя, утопленники стОят самого нижнего снижения. Смотри, вот полицейские плывут, смешались в кучу кони, люди. Давай выловим лошадку и подкинем в зал Заксобрания. Никто и не заметит нового депутата. Опаньки! А это кто! Это ж твоя лиса Чикатило. Знать, не может выйти в залив, дамба мешает. Да, искусству убивать тебя учить и учить… Божечки, какая красота-то! Вообще в начале осени есть очарование, правда, длится недолго, но можно увидеть, как день подобен тончайшему звенящему фарфору, а небо лучезарно. О, это не я придумала, это я прочитала французский перевод какого-то китайского поэта. Галлы сами не помнят его имени, он известен как Шин-Шин, какой пошлый псевдоним.
– Да, – еле выговорила кошка и подумала, что в этом её сне всё неправильно, время тянется, ничего не происходит, как в пьесах Чехова, скорее бы всё кончилось.
– Бездарь твой Чехов, – ответственно заявила Алёна Ивановна. – Русский сацудзинся, никогда ему не прощу убийства драмы. Хотя романист был отменный, и умещал всё в один печатный лист. Ты хочешь, чтобы всё кончилось, дура? Четвёртый этаж, пойдём провожу.
В квартире почему-то не было электричества, и Алёна Ивановна зажгла свечу:
– Это туалет, в унитаз можно плюнуть. La Pute Vieille – парфюм не про тебя, даже не думай. Стой. Какой идиот оставил на плите суп… Ты это… подожди меня за дверью.
– Конечно, – прохрипела кошка. Она из последних сил просочилась в коридор и заставила себя не оглядываться, потому что знала: Алёна Ивановна, задрав юбки, вскочила на плиту, оскалила длинную морду с редкими усиками и распушила рыжие с сединами хвосты.
Не надо, сестра-лиса, не морочь мне голову, я знаю, что в соседней комнате никого нет.
В соседней комнате и не было никого, разве что перед некрашеным столом стоял неструганый табурет. На столе лежала пустая бутылка виски Johnny Worker/Uralvagonzavod (black level). Кошка потёрлась мордочкой о табурет – тот был тёплым.
Домой кошка добралась к половине четвёртого, и половину дороги её преследовал резкий запах лисьей мочи. До работы можно было ещё вздремнуть три часа; смысла в этом особого не было, однако кошка заставила себя лечь, потому что просыпаться можно только после того, как уснёшь, все остальные случаи следует рассматривать как нелогичные.
Комментариев нет:
Отправить комментарий