Любите ли вы цирк, как не люблю его я? Авдотья Смирнова, кажется, не любит, но любовь зла и сердцу не прикажешь.
Как может сложиться судьба петербургской интеллигентки и екатеринбургской хабалки? Конечно, никак, ежели, правда, не возникнет между ними чистого чувства половой любви. Огорчу: любовь не случится. (А счастье было так возможно).
Наша петербурженка – почти экспонат Кунсткамеры (не бойтесь, это не место жительства, а место службы). Этот экспонат болен всеми интеллигентскими комплексами вплоть до обострённого чувства вины перед каким-то абстрактным народом, что хорошо для XIX века, но в в XXI это уже не то что бы анахронизм, но стилистическая пошлость.
Абстрактный народ конкретно путешествует в поезде из Москвы в Петербург и называется Вика, что можно перевести как “победка”. Вика чудо как хороша: выглядит вокзальной шлюхой, пьёт, как лошадь и пинает мужиков по яйцам – не всегда, но с удовольствием. Странно, но это скользкое амплуа уже пришили Яне Трояновой, отдирать будет сложно. Вике Авдотья Смирнова отдала роль Белого Клоуна.
Клоуном рыжим стала Лиза из Кунсткамеры в исполнении Анны (не помню отчества) Михалковой. Лиза (Лизун, как зовут её коллеги) волею судеб встречает в поезде (не Сапсане) Вику, которая, напившись, забывает запереть дверь в купе. Стоит ли говорить, что наши девочки были ограблены и обе лишены чести комплекта ключи-кредитка-деньги-паспорт-влажные салфетки.
Линейная полиция, натурально, подозревает Вику если не в краже, то Преступной Халатности; оно и понятно – Вика из Ёбурга, а вдруг она с Уралвагонзавода – худшей характеристики для полицаев не бывает. Рыжего клоуна спасает Белый: “гражданин начальник, не виноватая она и вообще моя лучшая подруга, вместе срок мотали“. Далее – поток крокодильих слёз и вообще весь вечер на арене клоунессы Лизун и Вика.
Авдотья Смирнова всё же не цирковой режиссёр, и барочность характеров и мизансцен кажется особым приёмом и даже некоторым стёбом – как над зрителями, так, возможно, и самой собой. Выглядит всё это на редкость даже стильно. Бывали случаи и похуже: какой-нибудь пермский самородок Алексей Иванов как начнёт писать свой псевдоисторический бред придуманным как бы древнерусским языком: читать невозможно, а критики в восторге – ах, эта святая русская аутентичность, а язык – чистый булыжник, орудие графомана.
Язык Смирновой ироничен, диалоги прописаны профессионально, местами напоминая тандем Брагинского-Рязанова (а другого тандема у меня для вас нет). Что же до языка кино, то монтаж в “Кококо” местами до того рваный, что это рождает почти физическое удовольствие.
Но я, кажется, про цирк?
Героиня Трояновой чистая баба-скобариха: пошлость вкусов ей заменило странное понятие о мировой гармонии: ежели в одном месте убыло, то в другом прибыло, качество продукта не важное дело да и очень относительное. В мире Вики царит физический труд: моем полы, моем охрененной стоимости графику Тышлера (отчего та даже несколько выигрывает); меняем Тышлера на портрет Петра Великого такой степени китча, что цирковая публика ревёт от восторга. Бонусом идёт нечто красное с мехом: надень это на себя – тебя с позором выгонят даже с гей-парада (если бы в Питере его вдруг разрешило зэксобрание). Героиня Михалковой на гей-прайд и не пошла бы – она любит альтернативных сексуалов очень издалека (потому что это политкорректно), но на митинги в защиту Ходорковского ходит регулярно.
Вика срать хотела на Ходорковского, не любит “чёрных”, не знает про рококо, зато знает песню про русалок, сидевших на кривой берёзе (вы не слышали такой песни? странно, в Екатеринбурге её все поют). Лизун умоляет своих коллег по Этномузею принять Вику (и на работу тоже), ведь у той есть то, чего нет у нас – витальная энергия. ”…как у крысы”, – едко замечает музейный работник мужского пола, и видно, что он завидует крысиной энергии – не содержанию, но вектору, всегда направленному вверх.
Похоже, Вика верит лозунгу “Россия, вперёд!”, но не знает про это, а Лизун знает только про “Раиссю вперде”, но и в это не верит. Ситуацию внятно ещё лет 15 назад объяснил герой “Брата” Данила Багров: “Я думал, что город – это сила. А вы… вы тут слабые все”.
Слабые, вырождение зашло слишком далеко.
Вообще у нас в стране всегда было две России: в XIX веке Россия и аристократов и крестьян, в начале XX – интеллигентов и быдла. Эти две России были, по счастью, абсолютно параллельны, любое пересечение оказывалось смертельно опасным.
Вырождение интеллигенции явно обозначит Чехов в своих пьесах, которые назовёт комедиями и которые по сути станут драмами. Смирнова снимала комедию, а вышла трагедия.
Оказалось, что любой вариант развития событий – по Лизуну или по Вике – неизбежно ведёт в тупик, и нам остаётся выбирать либо жизнь без смысла, либо смысл без жизни.
В финале “Кококо” противоречие попытается снять Белый клоун, задушив Рыжего продушкой. В обезьяннике, как ни странно, оказывается Вика, которую не задушишь – не убьёшь. Лиза же бегает перед ментами, кричит, что никто не виноват, Вика – подруга, отпустите её, а Вика орёт, что она боится, что её не надо отдавать страшной питерской интеллигентке и в идеале лучше навсегда оставить за решёткой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий