Дыхание мёртвых

Ассоциации – штука свободная и оттого опасная.

Дедушке Староверова очень не повезло в этой жизни и одновременно повезло, хотя говорить в подобных категорях о вещах, лежащих за пределами добра и зла, совсем не корректно.

Когда началась война, дед оказался на оккупированной территории и попал в трудовой лагерь, как думал поначалу, но оказалось – в концентрационный. Это было то, что мы назвали неудачей, удачей стало то, что дед выжил.

Вообще эта тема всегда была закрытой в нашей семье, дед уничтожил своё прошлое, которое всё же проявлялось в моменты расширенного сознания, и такие моменты сначала случались раз в неделю, затем несколько, а потом практически каждый день и назывались алкоголизм. Если существуют реактивные депрессии, то дедушкино пьянство было именно реактивным: убить прошлое можно, но призраки реальности очень живучи.

Как-то дед смотрел по телевизору передачу из ГДР «Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас» – этакие «Весёлые старты» для потомков гитлерюгендов. Выпив водки, дед с каменным лицом подошёл к телевизору и стал долбить по нему пустой бутылкой, как будто хотел убить все арийские рожи на экране и заглушить немецкую речь. Glückliche deutschen Jugendlichen все же мало напоминала охранников концлагеря, да и советский зомбоящик оказался прочным, как прочна была социалистическая реальность, которую этот ящик не только транслировал, но и производил.

Дед очень любил Гайдая, но «Бриллиантовую руку» не терпел, и только из-за фразы управдома – героини Мордюковой: «Если не будут покупать, отключим газ». Слово «газ» было темно и ужасно, а поверить в то, что давно нет газовых камер, сил не хватало.

До событий на Дубровке дед по счастию не дожил, иначе память предала бы его и выдала ненужные параллели. Дед не стал бы вдумываться в контекст событий и задавать вопросы о неудавшемся штурме, о работе медслужб, которым элементарно не хватило машин, о странной реакции президента, котрый обвинил в провале операции в первую очередь журналистов, которые если чем и помешали диктатору, то только окончательно замолчать подробности трагедии.

Главное слово было «газ», и у этого слова нет антонимов.

В 2002 к реальному газу долго искали антидот, но сложно найти противоядие к тому, что объявили гостайной. Говорят, на пороге театрального ценра на Дубровке люди погибали от элементарной асфиксии, запрокинув голову и захлебнувшись рвотой, а врачей было мало. Всё это могло бы объяснить большое число погибших, если бы не факт: основная часть жертв «Норд-Оста» умерла уже в больницах, когда примерно стал известен состав газа.

Дед Староверова тоже умер от удушья: в 54 года у него обнаружили неоперабельный рак лёгких. Газа под названием «воздух» тогда для деда не хватило, сил было только на последний вдох. Подобие выдоха произошло только тогда, когда мёртвому телу сложили руки на животе и случайно надавили на грудь.

Самое странное в этой истории ассоциаций – эпизод из ненавистной «Бриллиантовой руки», когда герой Папанова, изображая таксиста, подъезжает к дому Семёна Семёновича Горбункова и спрашивает из окна машины: «Кто заказывал такси на Дубровку?».

Мы. Не. Заказывали.