вторник, 20 сентября 2011 г.

"Два дня" Авдотьи Смирновой: пустота спасёт мир

– Нет, батенька Константин Сергеевич, «Вишнёвый сад» – это комедия, я смею настаивать на столь смелом жанровом определении, имею право, я таки реформатор театра. Скоро всё перевернётся в искусстве, и никто не отличит, что перед вами – хоррор, ситком, ромком или хуйком. 
– Но позвольте, Антон Палыч, кого рассмешит убогий быт бедный людей? 
– Господин Станиславский, всё смешалось в Вашем МХТ, едемте в Крым, вода в Чёрном море чудная, мне из Алупки Ольга Леонардовна написала третьего дня… 
– Господин Чехов, почему в последнем акте Вашей так называемой комедии Актёр повесился?
– В Крым, все в Крым, к цыганам и кутить, кутить… Вы ж, Константин Сергеевич, меня с Горьким попутатли… 


Ежели кто сомневается в правдивости этого диалога, просьба обратиться к Авдотье Смирновой – она о русской литературе всё знает, стоит хотя бы посмотреть снятый по её сценарию фильм «$ 8 1/2″. Хотя, конечно, и «Дневник его жены» был, и «Отцы и дети», и «Глянец» (хотя нет, «Глянец» не в тему). 


Староверову на прошлой неделе посчастливилось увидеть «Два дня» – историю про то, что на русскую культуру всем насрать, кроме жидомасонов в лице очаровательной еврейской музЭйной работницы да чиновникам минэкономразвития в лице обаятельного мачистого покемона. Чиновник этот, бесцветно (как обычно) изображёный Фёдором Сергеевичем Бондарчуком, едет инспектировать уголок дремучего леса, дабы построить там для богатых («г» фрикативное) и достойных россиян (местного губернатора) развлекательный комплекс с гольфом, конями и тёлочками. Беда в том, что в этом же лесу окопались музейщики, охраняющие усадьбу великого писателя Петра Сергеевича Щегловитова (да-да, того самого, автора «Записок рыбака»; вы не знаете? вам должно быть странно и стыдно). Герой Фёдора Бондарчука Пётр Дроздов (замминистра, между прочим) вступает в жестокую схватку с зам. директора по науке Марией Ильиничной – идеалисткой с библейским лицом и причёской «дворянское гнездо» (так и ждёшь, что из этого гнезда начнут вылетать дворянские птицы – большие и малые). Героиня Ксении Раппопорт, конечно же, победит своего врага каким-нибудь не самым культурным способом – например, собственной сексуальной привлекательностью и умом, недаром зама по науке зовут, как маму Ленина. 



Победит-победит, Авдотья Андреевна туго знает своё дело. 


Атака культуры на государство началась за скромным обедом под открытым небом (огурчики, настойки – чем богаты, тем и рады). До того музейные в самом прямом смысле на коленях ползали перед чиновниками, отдавая стилистически верную дань щедринскому абсурду, затем вызвали (а как иначе?) полчища вполне сартровских мух, которые жужжали, раздражая Петра Дроздова (а него язва, надо часто есть и совсем не пить; язва, впрочем, на сюжетную структуру «Двух дней» никак не повлияет). Правдорубка и идеалистка Мария Ильинична начинает: вот вы, чиновники, сволочи, партия жуликов и воров, сатрапы кровавого режима, продавшие душу Маре, господину смерти и желаний (впрочем, за точность цитаты Староверов не ручается). Замминистра отвечает: вот вы, музейные, все бездельники и прихлебатели, дохода России не приносите, пошли бы, что ли, нефть добывать или бюджет в Сочи пилить… 


Два мира – два Шапиро. 


Пётр Дроздов очень расстраивается от лживых обвинений, напивается в зюзю, забыв про язву, потому что язвой как раз считает Марию Ильиничну. Но! Он не может не влюбиться, и уже на пике алкогольной интоксикации бежит извиняться перед музейной работницей (та прячется в каком-то хлеву и делает вид, что доит козу, может, и в самом деле доит). 


Утром с похмелья замминистра с переполненным мочевым пузырем ищет среди деревьев место, где бы можно было поссать. Упс! Какой толстый ствол! Только рядом табличка «Это дерево было посажено в таком-то году Львом Толстым». Другое дерево посажено Достоевским, третье – Тургеневым, четвёртое – магистром масонской ложи. Пётр Сергеевич понимает, что всё кругом – это культура, и ничего, кроме культуры, вообще нет, а Марию Ильиничну неплохо бы совратить. 


И наш влюблённый чиновник делает всё, чтобы сохранить щегловитовскую усадьбу, снять подлеца-губернатора и самому стать губернатором, потому что любовь – любовью, а устраняться из коррупционных схем глупо. 


Так и будет. У героя Бондарчука связи на самом верху, и он, рискуя карьерой, втречается с Ним Самим (если вы подумали, что Сам – это Премьер Всея Руси, то правильно подумали) – и кунг-фу замминистра оказывается сильнее кунг-фу даже самого министра соцразвития. Вообще визит героя На Самый Верх вызвал у Староверова каки-то смутные ассоциации – вот господин Дроздов идёт по длинному коридору, распахиваются огромные двери, в глаза бьёт неземной свет – конечно же, это прямая цитата из фассбиндеровской «Лили Марлен», только у Фассбиндера героиня стремится на аудиенцию к Адольфу Гитлеру. 


Грубо? Ходили слухи, что фильм снят по заказу самого Суркова, и на кинотавровской пресс-конференции Авдотья Андреевна по поводу Суркова смеялась, но недолго. Фассбиндера, впрочем, не отрицала. Вообще эта прессуха была абсурдно-грустной, собрался паноптикум журналистов и критиков, каждый из которых мог был с успехом изображён если не Босхом, то Щедриным. Заикающиеся вопросы о связи фильма с «Ревизором» и «Золушкой» звучали через раз, усталось и раздражение режиссёра Смирновой были вполне объяснимы. 


А ведь фильм и правда о русской культуре, и дело не в цитатах и реминисценциях. Как это принято говорить, сама ткань повествования сплетена из русского воздуха – прохладного, блеклого, абсурдно-ироничного. Юмор Смирновой неоспорим, только это юмор отчаявшегося человека – русской культуре кранты, её хранят разве что безумцы, оттого и масоны упоминаютя в картине на каждом шагу – то ли для развлечения, то ли как попытка позлить квасных патриотов. Да и будущего у геров Ксении Раппопорт и Фёдора Бондарчука никакого – их последний диалог уже на финальных титрах, не услышанный всеми зрителями и большинством критиков, напоминает разминку перед переговорами почти бывших супругов о неравном дележе имущества. Это только у Рязанова в «Служебном романе» после, казалось, окончательного разлада у влюблённых родится мальчик после мальчика и ещё мальчика. Впрочем, неправда, будущее у персонажей «Двух дней» есть, но параллельное и никак не пересекающееся – карьера у господина Дроздова и хрупкая пустота у Марии Ильиничны. Радует только, что пустота – это единственная стабильная вещь, пусть и не приносящая прибыли. 


Кстати, в 1904 году Станиславский с Чеховым так и не попали в Крым: Константин Сергеевич занялся примеркой лавровых венков, а Антон Павлович, трахнув какую-то проститутку и едва не заразив её чахоткой, уехал умирать в Баденвайлер.

Комментариев нет: